| |
Сборник материалов по истории украинско-русского рода XVI-XX вв.
|
или ограничен.
Даже позднее во ВГИК'е на лекциях по истории искусства Тихомиров ограничивался произведениями социалистического реализма и демонстрировал "образцовые" полотна этого стиля - картины С. Герасимова "Сталин и Ворошилов в Кремле", Йогансона и других художников, писавших на темы Гражданской войны и революционных преобразований.
Постепенно я, деревенский "дичок" с пятиклассным образованием и неизжитой травмой после войны, которая застала нас с матерью и братом в дедовой деревне Лысково (в Темкинском р-не между Вязьмой и Можайском), где почти накануне коллективизации я и появился на свет, привык к моему наставнику.
Леонид Николаевич пригласил меня в свою мастерскую, где в 1948 г. написал мой портрет.
В течение сеансов я задавал ему вопросы, и он во время работы охотно объяснял особенности творчества художников и их индивидуальные особенности.
Свои работы показывать он не любил, а я робел попросить об этом.
Под руководством нашего педагога студийцы посещали Третьяковскую галерею, мастерскую С. Коненкова, который вернулся из Америки.
Благодаря встречам с К.Ф. Юоном - художественным руководителем студии и преподавателями, в том числе К.Ф. Морозовым 20, участию в студийных выставках и чтению книг по искусству я смог обрести некоторую самостоятельность в суждениях и навыки в изобразительном искусстве.
Возможность проверить их на практике представилась после призыва в армию.
Я служил 3,5 года в Ленинграде, мне повезло с местом службы, пребывание в этом городе расширило мой кругозор.
Пригодились и мои навыки художника. Когда узнали, что я умею, стали привлекать меня к исполнению клубных и штатных работ, к созданию копий картин по репродукциям.
Однажды довелось написать портреты членов Политбюро, на стенд с которыми во время местного парада равнялись мои однополчане.
Но главное, я учился в заочной образовательной школе, чтобы получить аттестат зрелости.
Во время службы в армии Леонид Николаевич представил мои работы на выставке в Доме офицеров на Люсиновской ул. в г. Москве.
Это были рисунки-воспоминания о войне: сугроб снега, скрывавший тело красноармейца, не выпустившего из рук винтовку, возвышавшуюся над этим холмом, пожар родной деревни, подожженной уходившим врагом, и другие.
Работы понравились, о чем и написал мне Леонид Николаевич.
Сам я пытался организовать кружок рисования для военнослужащих и сообщил об этом Леониду Николаевичу.
Он одобрил это начинание и дал несколько советов, которыми я воспользовался на занятиях по рисунку.
Вернулся я из армии, когда студию ВЦСПС уже разгромили. Формально - в целях экономии профсоюзных денег.
В это время я ходил в студии при клубе "Каучук" и другие, где рисование было бесплатным.
Пытался поступить в Строгановку, но получил двойку по сочинению.
По совету Ряжского направился во ВГИК, куда успешно и поступил.
На радостях пришел к Леониду Николаевичу, и мы "обмыли" это событие.
Я попал в мастерскую Пименова. А жизнь художника-кинематографиста (уже на первом курсе я участвовал в съемках фильма о Седове) захлестнула настолько, что с Леонидом Николаевичем почти не встречался.
В 1956 г. его не стало, о чем мне сообщила его дочь, пригласив в выставочный зал на Тверской, где состоялась однодневная выставка его работ.
До сих пор помню грустное настроение, охватившее меня при виде его многочисленных живописных и графических работ, овеянных своеобразием его художественного стиля, искренностью и глубоким настроением…
А сколько он мог бы еще сделать!
____________________
20 - Позднее он стал преподавать в Суриковском институте, откуда перешел в Институт кинематографии и дожил до 96 лет, по-прежнему сохранив остроту ума и порой ядовитую независимость суждений.
|
|
|
Л.Н. Хорошкевич. Воспоминания учеников.
|
А.В. Михайлова
Я никогда не училась у Леонида Николаевича, не слушала его разъяснений по поводу содержания живописных работ или относительно техники рисунка, не беседовала с ним об искусстве - не довелось.
Он был отцом моей школьной подруги Аси Хорошкевич, но жил отдельно.
И виделись-то мы всего несколько раз в жизни.
Однако у Аси я бывала часто, и когда оставалась в маленькой их комнате на какое-то время одна, неизменно мой взгляд задерживался на двух картинах, висевших на противоположных стенах, - влекло обаяние почти незнакомого Художника, да ещё отца одноклассницы.
Мы видели его, когда собирались в этой самой комнатке по поводу её дня рождения.
Он не относился к числу отцов, которые шумно участвуют в забавах подростков, но и не сидел в углу безучастно.
В чём конкретно выражалось его тихое участие, теперь мне уже трудно сказать, видимо, оно было заинтересованным тогда, когда ему было интересно, и потому всегда искренним.
Во всяком случае, до сих пор видится, как по возвращении домой поверх всех впечатлений этого дня всплывало его бледное и спокойное лицо с внимательным взглядом.Однажды, когда я уже училась в институте, он рисовал меня.
Это был небольшой набросок карандашом.
В то время я была шумной и довольно самонадеянной девицей.
Внешностью своей была, видимо, вполне удовлетворена, в жизненном успехе убеждена, казалось, судьбу свою держала в собственных руках.
И вот - этот рисунок, всего лишь набросок.
Я была поражена, другого выражения не могу подобрать.
Не разочарована, не удивлена, а поражена.
Около окна стояла девушка, некрасивая, сутулая, с длинным носом и пристально куда-то смотрела.
Больше всего меня поразило состояние грустной неуверенности, исходящее от всей фигуры. Откуда? Как он узнал то, что, казалось, от меня самой было скрыто?
Каким образом увидел неудачи и разочарования, уже произошедшие, и те, что были ещё впереди? Провидческий дар художника.
Позже я увидела, узнала, что далеко не со всех портретов, даже очень известных художников, на вас смотрит судьба.
А здесь.… Вот передо мной портрет Асиной мамы (Анны Валентиновны Чёрной-Хорошкевич).
Я знала её много лет - знающего, уверенного в себе врача, всегда во всеоружии, всегда в боевой готовности.
Один единственный раз в момент крайней экстремальной ситуации мелькнуло на её лице смятение, несказанно меня удивившее.
И вот её портрет в молодые годы - необыкновенно лиричный, женственный облик от природы мягкой и нежной женщины, но с уверенными руками, но со спокойно-твёрдым взглядом.
Портрет человека, посвятившего себя служению нуждающимся в ней, взявшего на себя обет врачевания.
Как сумел художник, вероятно хорошо знавший сложный характер женщины, не просто отразить это на полотне, а создать гармоничный образ человека, соединившего в себе столь противоречивые черты: необходимую для жизни и профессии твёрдость и тщательно скрываемые природные впечатлительность мягкость и нежность?
Мне кажется, что это его особенное личное умение, которое я вижу в его работах, когда рассматриваю их "живьём" или в репродукциях, - увидеть судьбу, увидеть потаённое.
Леонид Николаевич работал ведь не только в жанре портрета, но и в других жанрах.
И мне, с моей непрофессиональной позиции зрителя видится, что его натюрморты и пейзажи тоже наделены вполне людскими чертами:
растрепанная "Пушкинская площадь", сосредоточенный "Пуск Аэростата" 1942 года и заботливо-отчаянный, трагически таинственный "Чёрный натюрморт" 1949-го и полное торжественно-тревожного ожидания "Окно"1928 года.
Его работы красивы, гармоничны даже в своей трагичности (портрет Платова, например).
Может быть, как многие люди искусства и просто люди, он искал нежности, теплоты, просто красоты - в природе, в людях, в предметах, создании рук человеческих, в своём окружении.
Искал и находил.
2005 г.
|
|
|
