Стебли хмеля обвили стволы деревьев, перепутались с ветками калины, и на солнце вместе сверкали
гроздья красных ягод и нежная зелень хмеля. Там и тут попадались поляны со стожками и манили
запахом свежего сена.
Невысокие ивы с круглой кроной и обширными дуплами в странных, с шаровидными
шишками, утолщающихся кверху стволах. Лес блестел на солнце.
Я отстранял ветки деревьев,
трогал двуцветные листья осокоря, продирался через густой ивняк. Под ногами осыпался песок,
тяжело прыгали жабы и в воду уползали ужи. В этот день я не встретил ни одного человека и не
слышал человеческого голоса. Я попал в одну из петель Псла, долго метался из стороны в сторону и
пришел к неведомым местам, где было что-то иное. Псел убегал по прямой вдаль, и, отодвинутые
сильным течением у девственного берега, цвели кувшинки.
Солнце пылало, горячило землю и клонилось к западу. Летали осы.
Высокие тополя стояли немые, без
движения. Внизу бежал Псел, но даже его вода не журчала.
Изредка плескалась крупная рыба. Была
отчаянная тишина.
Тишина… солнце помогло мне выйти из леса, и хаты Мануйловки заблестели закатным
блеском за степными стогами, на далеком, далеком бугре, совсем не в той стороне, где я предполагал.
Без леса я начинал скучать. Мои прогулки участились и плутания повторялись. Я готов был поверить,
что украинский черт водит меня за нос. Мне смутно вспоминались сказки Гоголя, я говорил: "Чертов лес!",
это было грубо.
Лес у Псла - оазис в степи, отрада и нежная любовь мануйловцев, - настоящий
Шевченковский лес: "Зелени гаi, густесенькиi гаi, неначе справда раi!". Было местечко, где,
шагнув направо, я упирался в берег Псла, метнувшись обратно, оказывался опять на берегу.
Расстояние между берегами было не больше 50 метров.
Вдоль лесной дороги, зацепившись за нижние ветки деревьев, висели шматки сена, оставленные
проезжавшими возами.
Я излазил левый берег на протяжении нескольких километров. Я узнал посетителей леса. То тут,
то там раздавался стук топора треск сухого дерева. Тонконогая, босая старуха, похожая на живую корягу,
тащила за собой возик с топливом. "Добрый день!" - старуха приостанавливалась, желтые прищуренные
глаза высматривали ласково, а в складках лица и во всех движениях согнутого стана виделась покорность
и упорная живучесть.
Наконец, я понял. В районе Мануйловки Псел изгибается так, что план реки напоминает незамкнутые
восьмерки. Идя вдоль берега по стежке, можно думать, что идешь далеко, а на самом деле описываешь
крутые кривые. Взгляд на солнце устанавливает истину. Идущий видит его то справа, то прямо перед
собой, то оно оказывается позади, то слева. Петли Псла разрываются весенней, бурной водой.
В половодье Псел затопляет лес, весь луг, село Нижнюю Мануйловку и доходит до хат Верхней.
Мягкая, песчаная почва леса легко размывается, и Псел валит с корнями большие деревья. В его
воде торчат причудливые, темные коряги. Течение Псла быстрое, крутят холодные ключи, глубина
местами ничтожна, а местами доходит до 8 метров.
Украинцы перебираются по нему "довбанками",
долбленными лодками из ствола осины или ивы. Много прелести, когда в тишине услышишь плеск
воды и под склоненными ивами покажется довбанка, груженная хворостом, и увидишь бородатого
дида - украинца, сидящего у кормы.
Я писал пейзаж, который служил фоном действия, искал место действия. Иногда, не найдя ничего по
душе в блестящем, красивом лесу, я возвращался в село расстроенный, черный от утомления ходьбой и
солнцем.
Это бывало в час, когда с луговых пастбищ трогались стада, поднимая пыль. Проезжали
последние возы.
Шли рыбаки к Пслу на ночной лов. Ночные пастухи зажигали вдалеке костер.
Несколько минут волшебных красок, феерических, и над степью становились прозрачные сумерки.
"Выхожу один я на дорогу
Сквозь туман кремнистый путь блестит.1"
____________________
1 - М.Ю. Лермонтов