Родословец Хорошкевичей - Николай Порфирьевич Хорошкевич

Сборник материалов по истории украинско-русского рода
XVI-XX вв.

Но никакого поезда не было. Подъездные пути Николаевской дороги⁶⁶тянутся несколько
километров. То, что пробегает скорый поезд за одну-две минуты, для пешехода тянется часами: паровозы, ломаные вагоны, водокачки, паровозное депо, стрелки, разъезды, семафоры, фонари, будки, сигнальщики, заборы и дома вдоль пути под шапками снега - все сложное хозяйство дороги.
На дороге не было движения, я шагал беспрепятственно.
В нескладном зимнем пальто, в вязаном шлеме, оставшемся от школьных лет, непомерно вдруг выросший, в промежуточном возрасте между юностью и взрослостью (мне исполнилось 17 лет), я не ценил в себе молодости и не находил в себе душевных сил.
Мне нравились мои до колен ботинки со шнурками, черные вельветовые штаны и шерстяная куртка - английские вещи, привезенные отцом из Архангельска, но сам я себе не нравился - гадкий утенок, каким я и был.
Работа, на которую я шел, временами рисовалась мне интересной: программы, данные мне Юоном, были написаны как-то живо и увлекательно.
Скоро ли? В мыслях мешались воспоминания школьных лет, быстрой перемены жизни, последние впечатления.
Грузовики, наполненные доверху голыми трупами, умерших от тифа. Их провозили по Москве, слегка прикрыв рогожами.
На Семеновском кладбище их сбрасывали в общие ямы, а мы, в нескольких метрах от них, тогда еще школьники, набивали мешки капустой - продовольственная база и мы находились рядом.
Диктатура пролетариата, разруха, дезертирство, голод, спекуляция, беспризорность, таковы были новые слова и понятия, грубо входившие в сознание через быт, декреты и плакаты.
Я становился очевидцем огромных событий России, и это огромное будущее казалось непонятно, страшно и мерзостно.
Но вот полустанок, мирные бревенчатые дома Останкино, старые дубы вдалеке, женщины с ведрами воды, румянец зимы, как на картинках, поле, занесенное снегом, тропинка, протоптанная вдоль лесной опушки, и за оврагом - кирпичный, скучный казенный дом - Марфинская сельскохозяйственная колония, бывший приют для солдатских детей.

Старый портфель

"Как часто эти найденные строки

Хранят для нас бесценные уроки"

Шекспир. Сонеты

Наступал вечер осеннего дня. В комнатах нашего полуподвала темнело.
Отец мой лежал на диване. Он теперь мало и неохотно двигался, слабея от болезни, хотел деятельности и не имел для нее сил.
Между нами часто шли беседы ни о чем и обо всем, которые бывают между близкими, доверяющими друг другу. Отец сокрушался обо мне, а я тогда не видел повода к этому, будучи уверен в себе.
Он произносил то и дело: " Ты у меня - горе от ума!" При этом он усмехался с видом много и трудно пожившего, мудрого человека.
Я чувствовал его любовь и далекие предвидения моих жизненных бед. "Отец!" - одно это слово радостно.
Помнящий своего отца, помнит строгость и взыскательную правоту суждений, мужественную непримиримость к слабостям.
Мы говорили о многом, что легло на душу человеку, уходящему из жизни, и что интересно человеку, вступающему в жизнь.
Натя приходила с работы поздним вечером.
И отец, и я любили эти часы сумерек, ничем не возмущенные. Мы оба как-то пренебрегали житейскими заботами, хотя их было не мало. Я знал, что папа с радостью расскажет мне вновь и вновь о своей жизни, как будто впервые, и я буду слушать его и вновь расспрашивать, и он снова будет приметно влагать в рассказы какой-то новый смысл и начерчивать в них новые, непостижимые для меня, уроки.
Рисовались, появлялись далекие люди, трудные годы лишений, тяжелые заботы, далекие поездки, станции и городки Юго-Западного края, Кавказа, сибирские топи.
Шведская печка разгоралась. Пылающие дрова светили на пол и стены дрожащим сиянием. Временами отец произносил: "Прикрой дверцу!"
В этот вечер отец был взволнован. Перед ним на столике возле дивана лежал старомодный, кожаный, массивный портфель. Портфель этот я помнил с детских лет - бывало по утрам, отец выходил с ним на работу.
Черная кожа его потерлась, но ключик, как и прежде, был привязан на черном шнурке.
Портфель этот куда-то исчез на долгое время с моих глаз: отец носил бумаги и чертежи в новом портфеле, легком и изящном.
Теперь возле старого портфеля лежали пачки старых писем и, взяв одну из них, отец подозвал меня и, передавая мне в руки, сказал: "Брось в печь!" Взглянув на конверты, я увидел тонкий почерк моей матери, но, не смея противоречить желанию отца, который сказал вторично: "Брось в печь!", бросил в огонь пачку писем. Портфель был объемист.
Я воспользовался полудремотной задумчивостью отца и не стал выбрасывать из портфеля остальные письма.

____________________

66 - Ныне Октябрьская ж/д между СПб и Москвой, первоначально (до 1923 г.) называлась по имени императора Николая I, при котором и была построена в 1837 г. - от СПб до Царского села, в 1851 г. - до Москвы.