| |
Сборник материалов по истории украинско-русского рода XVI-XX вв.
Огромные корпуса начатых до революции сооружений выделялись мрачными силуэтами.
На Миусской площади выложенный из кирпичей до куполов стоял незаконченный огромный храм в
честь трехсотлетия дома Романовых. К Преображенской площади, вдоль Бужениновской улицы тянулись
тяжелые корпуса завода с нишами и окнами, поросшими травой. Казанский вокзал стоял в лесах.
Недостаток топлива и продуктов мучил Москву.
Когда один из Московских институтов предложил моему отцу переоборудовать под клуб здание церкви,
он отказался, ответив: "Я строил храмы и ломать их не буду".
На следующий день невропатолог,
профессор Крамер, констатировал у моего отца кровоизлияние в мозг.
Так начались трудные дни, которые в радостные цвета могла окрасить только юность. Было непривычно
и горько видеть лицо отца с полотенцем на лбу и искаженное гримасой паралича. "Вениамин мой 60,
сын мой" говорил он, проводя рукой по моему лбу и волосам, и отворачивался, и я видел, что по
его щекам текут слезы. Я знал, что напоминаю ему мою мать и что его любовь ко мне […. ] и он горячо
этим [……].
Но мудрая старость была еще вдалеке и отец переживал неожиданную болезнь, раздраженно
волнуясь - болезнь озадачила его, она не входила в его жизненные планы.
Первыми отстранились женщины, их было много веселых папиных подруг (Красовская Олимпиада Степановна),
но среди них сердечного друга не было ни одной. Трагедии на сцене они избегают, а в жизни их легкое
свойство и природа нравиться не тем, и восторгаться не тем было неуместно. А моему отцу было
только 48 лет и пылкий, чувственный и деятельный, он всегда казался молодым и привлекательным.
Состоятельный и успешный, человек с изящным вкусом, с большим чувством к женскому обаянию, он имел
обаяние и в их глазах и уж, наверно часто ошибался, принимая медь за золото.
Хлеб продавался "из-под полы". Натя приносила круглые буханки, купленные у спекулянтов.
В Лебяжьем переулке от этих буханок пахло чесноком, но и они были лакомством, а из дома уходили
картины и другие ценные вещи.
Я продолжал созерцательную жизнь. Лита, следуя нелепой моде, спустила себе кудрявую челку на лоб
и свесила кудряшки около ушей. Это было безвкусно, кудряшки никому не нравились, даже вызывали
отвращение, и отец сердился на Литу.
В эти дни я исполнял простые обязанности. Заказывал и получал в аптеке лекарства, ходил в
лаборатории и выполнял разные поручения отца, навещая по делам его прежних деловых знакомых.
Во время этих походов я, забывая о домашних горестях, наблюдал явления новой жизни. Над Москвой
реял свежий воздух свободы, новизны, трагичное сменялось праздничным. И часто, возвращаясь
домой, я заставал у памятника Александру III митинги 61.
Возвышаясь над толпой, ораторы,
забравшись на огромный пьедестал, произносили речи. Некоторые выкрикивали "Война до победного
конца!" и толпа раздваивалась в своем сочувствии. Многие свистели и шикали, и толпа слушала
следующего оратора, который начинал речь, выкрикивая "Мир без аннексий и контрибуций!".
Потом митинги стали реже, а чудовищный памятник царю Александру, с сапогом, попирающим горностаевую
мантию, со скипетром и державою в руках, короной на голове и с четырьмя орлами, шипящими в четыре
стороны - этот памятник окружили несложенными лесами, поотвинчивали гайки у болтов, скреплявших
мантию, и корпус, и огромная голова с короной величиной в два человеческих роста, и орлы долго
валялись на земле. ИСТОРИЯ ХРАМА (1812 - 2000)
На набережной храма Христа Спасителя три дня околевала лошадь. Два утра я рисовал ее. Я ревностно
наполнял альбом набросками виденного и пробовал писать акварели. Противоположный берег
Москвы-реки был укреплен круглыми булыжниками и летом весь зарастал травой. Возле двух быков
Каменного моста образовались каменистые отмели, весь берег напоминал тихую провинцию.
Рыбаки,
как прежде удили рыбу, и стада гусей дорисовывали идиллию. Среди деревьев белели церкви и виднелся
таинственный дом Малюты Скуратова 62.
Налево, за Каменным мостом светил закатными красками Кремль,
а вблизи, возле памятника, под горой покосилась доживавшая, старинная кирпичная церковь,
заложенная в XVI веке по завещанию Башмакова 63, о чем для грамотных людей гласила процарапанная
на каменных плитах неразборчивая надпись.
____________________
60 - От франц. benjamin (библейское Вениамин - сын Иакова) младший в семье, любимый.
61 - Памятник Александру III с восточной стороны храма Христа Спасителя был открыт весной 1912 г.
Авторы: проф. архитектуры
А.Н. Померанцев (1848/49-1918) и скульптор А.М. Опекушин (1838-1923). Слишком громадный
и тяжеловесный он отличался необычайным количеством и богатством материала, затраченного
на его сооружение. По Москве. Изд-во Сабашниковых, 1917.
62 - Видимо речь идет о доме МАО, на Берсеньевской набережной. Московская легенда
называет его домом Малюты Скуратова, который будто бы даже провел от своего жилища тайный ход
к Кремлю. Это сохранившаяся от XVII века постройка - дом дьяка Аверкия Кириллова,
построенный в 1657 г. (см. Там же.)
63 - Речь идет, видимо, о церкви Похвалы Богородицы в Башмакове.
Башмаков Дементий Минич (? - после 1700), государственный деятель второй
половины XVII в., думный дьяк (1663), печатник (хранитель государственной печати, с 1676),
думный дворянин (1688). Глава приказа Тайных дел (1658 - 1664, 1676).
Вёл следствие над участниками "Медного бунта".
Доверенное лицо царя Алексея Михайловича.
|
|
|
Леонид Николаевич Хорошкевич. Воспоминания о 1907-1920 гг.
Несокрушимый мир отрочества и юности. Как приятны мне воспоминания о нем.
Совсем недавно вокруг этой милой церквушки в Пасхальную ночь ходил крестный ход, и в
весеннюю темноту этой ночи огни множества свечей освещали церковное облачение и ризы, и цветы,
украшавшие гирляндами иконы.
Совсем недавно возле казенной будки, крашенной черными и белыми полосами, выстаивал бородатый
гренадер, одетый в полную форму 1812 г. Лохматая, черная шапка в полметра высоты, с лентой
увенчивала эту стражу. Это были бездействующие стражи, музейные экземпляры, когда - то сильного
воинства. Один из таких бородачей жил в том же доме, где жили мы, в маленькой подвальной квартирке
и вместе со своей женой верил в царскую святую власть. Теперь они были не нужны.
Царский памятник явил собой для меня жалкое зрелище. Горностаевая мантия оказалась приделанной
большими болтами к корпусу фигуры. Медный корпус обнажился и оказался, как грубый манекен в
слоях металла, одетых один на другой. Кухня искусства обнажилась, и вместе как будто обнажилась
уродливая старая муза истории, показывая будущему гнилые зубы. Вскоре описанные места стали
местом трагической развязки.
Осень 1919 года
"Вой, ветер осени штормовой,
Просторы России мети,
Пустые обшаривай клети,
Нищих вали по пути".
Валерий Брюсов
Наступила третья осень, самая жестокая. Вид Москвы переменился.
Ее жители, приспособившись
к новому мелочному быту, понуро сновали там и тут, пересекали заснеженные улицы, тянули за собой
самодельные санки, тащили кочаны мороженой капусты, мешок картофеля, бидон с маслом или керосином,
мешочки муки.
Жители назывались гражданами, и каждому гражданину полагался государственный паек,
а так как он был ничтожным, то инициативные граждане складывали средства и от корпораций, и
учреждений получали право на провоз продуктов из провинции. Несмотря на декреты, карающие
спекулянтов, спекуляция неслыханно разрослась.
Ресурсы нашей семьи истощались. Натя, обремененная заботами, ходила по комнатам в мужском пиджаке,
подпоясанная веревкой, в валенках, с лицом, постоянно измазанном сажей и руками, огрубевшими от
быстрых перемен холода и печного тепла, от чистки картошки, от всякой возни в замерзшей кухне.
Доктор Крамер благородно и спокойно навещал папу и, зачастую, не брал гонорара. В это время он
был одним из врачей, лечивших Владимира Ильича Ленина.
Проболев корью в колонии близ станции Жаворонки64, я вернулся домой, ослабевший и с аппетитом
жеребенка. Чувство голода мучило и казалось унижающим. По утрам полулитровая кружка кофе на сахарине
и без молока и лепешки из кофейной гущи уделялись мне на завтрак.
Все мы находились в одной комнате, в нашей бывшей гостиной. Холод заставил нашу семью запереть
одну за другой все комнаты, и мы остались в одной, где дымила наскоро сложенная печка и ржавые
капли падали из отпотевших грязных труб, пересекавших всю комнату по диагонали. Под капли подставляли миски и тазы, а капли начинали падать в других местах.
Теснота, нагромождение вещей и эти падающие капли, наша неприспособленность действовали тяжело.
Комната напоминала баркас в океане, описанный Байроном в первой песне Дон-Жуана.
И моя полулитровая кружка кофе рассердила отца, он говорил, что этой кружкой я раздуваю себе живот.
Наконец, произошло самое страшное - в сердцах я запустил кружку куда-то мимо лежащего моего отца,
и мы оба были потрясены случившимся.
Московский отдел народного образования помещался в Леонтьевском переулке, в двухэтажном здании
бывшего Канцовского училища65. Там также дымили железные печки и сотрудники работали, не снимая
зимних пальто. По совету Нати я искал место в подмосковную школьную колонию, чтобы учить ребят
изобразительному искусству. Предполагалось, что я знаю и умею достаточно.
Анна Борисовна Лампрехт, заведующая отделом колоний, приняла меня и тут же объявила, что я
слишком молод для "инструкторской", как тогда называлось, работы, однако рекомендация Юона,
работавшего тут же через комнату, спасла меня. Юон, как всегда деятельный и аккуратный,
заведовал отделом ИЗО, составлял новые программы, подбирал руководителей. "Мнение Константина
Федоровича для нас обязательно, - сказала Лампрехт, - но я направляю вас в очень трудную обстановку".
Все это было не в двух словах и вовсе не просто, напротив, именно с этого момента я постиг,
что значит долгое томительное ожидание в коридорах, прокуренных и заплеванных посетителями.
В ледяное утро декабря я вышел из дома у Большого Каменного моста. Из-за домов, из-за Кремля,
из-за тяжелой, седой хмары поднялось багровое солнце. На Октябрьском (Николаевском) вокзале,
на сквозняке дебаркадера толпа ломилась на чуть ли не единственный в сутки поезд. Охрана из В.Ч.К.
поддерживала порядок и проверяла документы.
____________
64 - Надежда, Елизавета и Леонид Хорошкевичи устроились на работу в детскую колонию.
65 - Здесь, ошибка мемуариста в наименовании. Речь идет, вероятно, об училище им. С.А. Капцова.
5 мая 1892 года на заседании Городской думы городской голова Москвы довел до сведения собравшихся следующее заявление гласного
думы – Александра Сергеевича Капцова: «Имею честь заявить Городской думе, что я желаю пожертвовать городу, в память моего покойного
отца Сергея Алексеевича Капцова, капитал в 190 000 рублей для устройства городского начального училища имени Сергея Алексеевича
Капцова на 200 мальчиков». Александр Сергеевич не ограничился пожертвованием: он лично вникал в проектирование,
оборудование, оснащение, обустройство училища, обеспечение его финансовой самостоятельности. А.С. Капцов стал и попечителем этих училищ.
В июне 1892 года приступили к постройке училища в Тверской части, по Леонтьевскому переулку. Архитектор Чичагов, возводивший здание,
ориентировался на образцы скандинавской архитектуры, на «стиль Христиана IV», исторически соответствовавший этому месту (рядом когда-то было Шведское подворье).
Сейчас государственная образовательная гимназия № 1520 им. Капцовых. Леонтьевский пер. д. 19.
|
|
|
